В начале 60-х гг. продолжил свою творческую работу. К его уже опубликованным работам 50-х гг., рассказам, публицистике, статьям на литературные темы, прибавилось его творчество как романиста, которое в конечном счёте и определило его вклад в арабскую литературу. Назовем здесь лишь главные его сочинения.
Произведения Г.Т.Фармана на арабском языке
Художественное творчество
1-ый сборник рассказов “Хасид арраха” (“Перемелется – мука будет”) состоит из пяти новелл, опубликованных в журн. “Ас-Сакафа” (Каир) и др. изданиях. Опубликован в 1954 г. в Багдаде.
2-ой сборник рассказов “Маулуд ахар” (“Второй ребёнок”) – Багдад, 1959.
Романы
1. “Ан-Нахля ва-ль джиран”. Бейрут, 1966. “Пальма и соседи”.
2. “Хамсат асват”. Бейрут, 1967. “Пять голосов”.
3. “Аль-Махад”, 1974. “Муки рождения”.
4. “Аль Курбан”, 1975. “Жертва”.
5. “Зылаль аля-н-нафиза”, 1979. “Тени в окне”.
6. “Желаемое и отложенное”. Сент. 1984.
7. Повесть “Алам ас- сайид Мааруф”, 1982. “Страдания господина Мааруфа”.
Книги
1. “Ирак в годы чёрного режима”. Каир, 1957. Пер. на рус. яз. – М., 1958.
2. Лу Синь. Вождь культурной революции в Китае.
Об издании произведений Г.Т.Фармана на русском языке
Первая публикация произведений Г.Фармана в Москве в переводе на русский язык появилась ещё в 1958 г. Это была книга, изданная в Каире в 1957 г., – “Ирак в годы чёрного режима”. Перевод с арабского А.Альбадри и Л.Сапожниковой. Издательство “Иностранной литературы”. 104 стр., объём – 5,3 п.л.
В предисловии от издательства говорится, что советскому читателю предлагается книга прогрессивного иракского писателя, горячего патриота своей родины, который рассказывает в ней о тех страданиях и унижениях, которые пришлось испытать и перенести народу в годы ”чёрного режима”, установленного в Ираке английскими империалистами и их ставленниками. ( Книгу часто так и называют “Чёрный режим в Ираке”.) Автор показывает также, что режим террора не запугал иракский народ, который на протяжении всех этих лет вёл борьбу за свою свободу и национальную независимость.
Г.Фарман для этого издания написал обращение к советскому читателю (декабрь 1957 г.), в котором говорится, что эта книга даёт краткое описание диктаторского режима в Ираке и истории “национального правления”, учреждённого империалистами для того, чтобы облегчить своё проникновение в Ирак и осуществление своих захватнических планов.
В обращении содержатся факты биографии писателя, когда он в 1956 г. жил в Египте и был свидетелем его борьбы за независимость. Особо выделяется политика Советского Союза, который поддерживал арабов и оказывал им помощь в борьбе против Багдадского пакта и скрывающихся за ним агрессоров, прежде всего США. Автор показал, что в Ираке США начали захватывать позиции Англии, что участие США в Багдадском пакте дало им большие привилегии и большую власть. Приход к власти правительства аль-Айюби способствовал усилению господства США и положил начало новому этапу укрепления американского влияния на все стороны жизни Ирака, что имело тяжёлые и опасные последствия для страны.
Книга содержит ещё одно предисловие, написанное Мухаммедом Камилем аль-Биндари, видным общественным деятелем Египта, бывшим посланником Египта в СССР, членом Всемирного Совета Мира.
В нём, в частности, говорится, что книга Г.Т.Фармана выпущена издательством “Дар аль-Фикр” и посвящена истории национально-освободительного движения иракского народа против английского империализма и марионеточных правительств, начиная с времён первой мировой войны и заканчивая современными событиями. В ней говорится, как о тех договорах, которые империалистам удалось навязать иракским правительствам, так и о тех, которые были отвергнуты народом Ирака в результате ожесточённой борьбы. Заканчивается книга описанием положения в стране после вступления Ирака в позорный Багдадский пакт.
Автор даёт правдивое описание тех битв, победу в которых одержали освободительные силы, заплатив за это дорогой ценой. Была пролита кровь, сотни людей подверглись истязаниям и пыткам в тюрьмах и концлагерях.
Автору не удалось бы написать столь правдивую книгу, если бы он сам не принимал участия в этих битвах, не был их живым свидетелем, впитавшим в себя все события этой борьбы, которые способствовали формированию его как человека. Когда террор и репрессии вынудили Фармана покинуть родину, он не потерял духовной связи со своей страной и братьями по борьбе, оставшимися в Ираке. Находясь в изгнании, далеко от них, он внёс свою долю участия в борьбу, написав эту книгу. Я лично расцениваю её как стремление мобилизовать общественное мнение Египта и других арабских стран в поддержку славной борьбы их братьев иракцев.
Известно, что книга Г.Фармана на арабском языке получила широкую известность и признание. Русское её издание тоже не прошло незамеченным. Я думаю, выход этой книги сыграл большую роль в том, что Г. Фарман был приглашён работать в Москву.
Что касается современности, то я думаю, что данный в книге анализ американской политики, обращение к арабским народам, содержащиеся в ней призывы к бдительности и борьбе против агрессии, не утратили своего значения и актуальности.
Творчество Г.Т.Фармана связывается с “новым реализмом”, основные сюжеты которого продиктованы самой жизнью и отличаются большой остротой. Подчёркивается роль “Союза иракских литераторов”, провозгласившего главной своей целью “писать о народе и для народа”.
Роман “Пять голосов”
Наиболее значительными наряду с книгой “Ирак в годы черного режима” были и издания романов “Пять голосов” и “Муки рождения”.
Роман “Пять голосов” в переводе на русский язык выпустило издательство “Прогресс” (М., 1974.).
В предисловии отмечается, что “Пять голосов” – это первый иракский роман, публикуемый на русском языке.
Приводятся биографические сведения, данные о начале литературной деятельности и творчестве Гаиба Фармана в 50-ые годы, когда вышли два сборника его рассказов “Перемелется – мука будет” и “Второй ребёнок”, а также книга “Ирак в годы чёрного режима”.
Отмечается большая работа Гаиба Фармана в 60-ые годы, связанная с переводом с русского языка на арабский классической русской и советской литературы. Как правило, это значительные и этапные произведения, - рассказы М.Горького (“любимого писателя”, как отмечает Л.Степанов), “Аэлита” А.Толстого, рассказы Л.Толстого, роман “Как закалялась сталь” Н. Островского, повести киргизского писателя Ч.Айтматова и тувинца Салчака Токи, пишущих на русском языке. (Отмечу, что вся эта работа проделана уже в Москве. – И.Ф.).
Гаиб Фарман характеризуется как зачинатель иракского романа в связи с выходом в 1966 году в Бейруте его первого романа “Пальма и соседи”. Говорится о выходе в 1967 г. второго романа Гаиба Фармана “Пять голосов”, выдвинувшего автора в число ведущих романистов Арабского Востока.
Действие романа развёртывается в Ираке в канун антиимпериалистической революции 1958 г., в связи с чем автор предисловия знакомит читателей с политической обстановкой в стране, обращаясь к книге Г.Фармана “Ирак в годы чёрного режима”, переведённой на русский язык и изданной в 1958 г. в Москве. Правление (с 1953 г.) Фадыля аль-Джамали, американское влияние; правительство Аршада аль_Умари (1954) и новые выборы в парламент, фактическое правление с 1930 г. престарелого иракского диктатора Нури Саида (королевская власть формальна) - об этих и других событиях упоминание вполне уместно, так как с этим временем и связано происходящее в романе.
Правительство запретило национально-демократическую партию, выступившую против Нури Саида, и её орган – газету “Аль-Ахали” (в романе “Ан-Нас”), лишило гражданства и выслало из страны многих патриотов и прежде всего коммунистов. В 1954 г. были разорваны дипломатические отношения с СССР; в 1955 г. заключён Багдадский пакт с Турцией. Ещё 3 года “чёрного режима”.
14 июля 1958 г. произошла революция, страна провозглашена республикой. В предисловии отмечается, что в стране был образован единый Национальный фронт, куда вошли две важнейшие политические силы Ирака: Социалистическая партия арабского возрождения и Коммунистическая партия); признано право курдов на автономию (до сих пор за неё идёт ожесточённая борьба).
Сделав такой содержательный и очень нужный для русского читателя экскурс, автор предисловия обращается непосредственно к роману, определяя его тему как поиск предреволюционной иракской интеллигенцией своего пути и сложный процесс её морального и духовного созревания.
В центре романа – образы интеллигентов-демократов. Пять голосов – это пять образов молодых людей, трое из них - сотрудники прогрессивной газеты “Ан-Нас” (народ, люди). Тяжёлая жизнь страны заставляет их задуматься над её судьбой, сравнивать её с крепостнической Россией времён Н.Гоголя, нашедшей отражение в романе “Мёртвые души”. Наводнение, описываемое в романе, трактуется не только как стихийное бедствие. С ним связано падение антинародного режима аль-Джамили, надежды на единение народа и лучшее будущее. Однако после игры в демократию в стране наступает жестокая диктатура. Газета закрыта, её сотрудников ждёт вынужденная эмиграция.
В предисловии отмечается также необычность формы романа: способ его построения напоминает полифонический принцип в музыке: обычным главам в нём соответствуют “голоса”. Герои романа как бы сами, без вмешательства автора, говорят и через диалоги раскрывают себя. Такой приём позволяет автору добиться большой объективности и психологической достоверности повествования. Характеризуя художественное мастерство романа, привлекает внимание на своеобразие изображения урбанистического пейзажа, выделяет описание в нём улиц и переулков Багдада, создание образа этого известного древнего города с его бесчисленными кафе, книжными магазинами и другими достопримечательностями.
Роман впервые в иракской литературе даёт широкую и художественно достоверную картину жизни Ирака 50-х гг., накануне революции.
Роман “Муки рождения”
Роман сдан в производство в марте 1981 г., вышел в том же году советскому читателю роман “Муки рождения”, посвящённый революции 1958 г. в Ираке. Г.Т.Фарман живо и поразительно точно воссоздал атмосферу Багдада в один из самых сложных и противоречивых периодов его истории – в первые месяцы национально-демократической революции и передал её ненавязчиво, скупыми приёмами неторопливого повествования, лишённого всяких внешних эффектов и вместе с тем исполненного самого неподдельного драматизма и глубокой человечности.
В романе предпринята попытка ответить на вопрос, как случилось, что революция, которая смела в Ираке монархический строй, положила конец английскому засилью в стране и в значительной степени изменила соотношение сил на Ближнем Востоке, вдруг забуксовала. В чем причина, что, сделав многое, революция всё же не оправдала возлагавшихся на неё надежд, и на смену одним правителям пришли другие, вскоре изменившие ими же провозглашённым лозунгам? Процветает только буржуазия.
Автор сосредоточил внимание на выявлении издержек революции, пагубно сказавшихся на судьбах простых людей. Роман привлекает общечеловеческой интонацией, добротой, любовью к человеку.
Бывавший в Багдаде и отметивший удивительное своеобразие этого города, являющегося душой целой нации. Тот, кто прочитает роман Г.Т.Фармана, прикоснётся к самому сердцу Багдада, а Багдад, это, конечно, Ирак.
Ирак. Роман “Пять голосов”
В разделе журнала, где даётся панорама литературной жизни в разных странах, помещена заметка о выходе в Бейруте романа Г.Т.Фармана “Пять голосов”. В ней, в частности, говорится: В последнее время на страницах арабских литературных журналов оживлённо обсуждается новый роман иракского писателя Гаиба Туамы Фармана “Пять голосов”, опубликованный бейрутским издательсвлм “Дар аль-Адаб”.
Г.Т.Фарман (ошибочно указано, что он родился в 1926 г., - И.Ф.) – журналист по профессии, в молодости пробовал свои силы в поэзии, а в 50-х гг. выдвинулся как новеллист. Им опубликовано два сборника коротких рассказов. Кроме того, его перу принадлежит исследование о китайском писателе Лу Сине и книга “Чёрный режим в Ираке” о мрачных годах диктатуры генерала Нури Саида (переведена на русский язык).
В 1960 г. Фарман был вынужден покинуть Ирак, а в 1963 г. стоявшее у власти иракское правительство лишило его вместе с большой группой прогрессивно настроенной интеллигенции иракского гражданства.
“Пять голосов” – вторая книга Фармана. Ранее опубликованный (Бейрут,1966) роман “Пальма и соседи” некоторые арабские критики считают первым настоящим иракским романом. Писатель нарисовал в нём картину жизни в Ираке в период второй мировой войны и английской оккупации. В новом романе он отобразил драматические события в своей стране, предшествовавшие антимонархической революции 1958 г. На фоне этих событий протекает жизнь главных героев книги – пяти молодых иракских интеллигентов, сотрудничающих в оппозиционной левой газете, которая выступает против реакционного проимпериалистического правительства Джомали. По мнению критиков, книга Фармана во многом автобиографична.
Как отмечает арабская печать, роман “Пять голосов” необычен по композиции. Он построен в форме внутренних монологов главных действующих лиц и не разделён на главы. Не все критики считают избранную автором форму повествования удачной. Однако в общем они высоко оценивают новое произведение Фармана, рассматривая его как важное событие в арабской романистике вообще и в иракской в частности.
В статьях отмечается глубоко правдивое отображение писателем неприглядной картины произвола и коррупции в монархическом Ираке 1954-1956 гг. (Один из иракских критиков в статье, напечатанной в журнале “Аль-Адаб”, обращает внимание на сравнение положения дел в предреволюционном Ираке с обстановкой в России во время появления “Мёртвых душ” Гоголя).
Некоторые авторы статей высказывают предположение, что романы “Пальма и соседи” и “Пять голосов” – лишь две части трилогии о современном Ираке, задуманном Фарманом, и что в своём третьем романе, который завершит трилогию, он расскажет о событиях, последовавших за революцией 1958 года.
Гаиб Туама Фарман, писатель – реалист
В еженедельной газете Союза журналистов СССР “За рубежом”, дающей обозрение иностранной прессы, помещена заметка Аль-Раси из “Багдад Обсервер”, в которой автор рассказывает о своей беседе в Г.Т.Фарманом. Заметку предваряет вступление от редакции русского издания, в котором говорится, что “известный иракский писатель Гаиб Туама Фарман представляет так называемый “новый реализм” в современной арабской литературе. В своих романах он даёт широкую картину политической и общественной истории Ирака последних десятилетий, насыщенных бурными, драматическими событиями. Его творчество неотделимо от важнейших проблем арабского мира.”
В заметке “Багдад Обсервер” говорится следующее.
Гаиб Туама Фарман – видная фигура в современной арабской литературе. Я встретился с ним в Бейруте. Иракский писатель рассказал о себе.
- Мои университеты начались в годы второй мировой войны. Я из того поколения писателей, которое с тех пор не перестаёт бороться за подлинную демократию и прогресс. Мы сражались тогда за политическую независимость. Помню, с какой жадностью мы стремились к знаниям. С трепетом и восторгом мы знакомились по английским переводам с такими выдающимися писателями, как Горький, Достоевский, Чехов. Когда кончилась война, мы стали гадать, какой мир окажется сильнее, чьи ценности – устойчивее. Каждый писатель представлял себе это по-своему. В Ираке в те дни происходили важные перемены. Иракцы всё настойчивее стремились самостоятельно решать свою судьбу.
- Благодаря огромному, непрерывно пополнявшемуся поэтическому наследию наметилась тенденция к дальнейшему развитию поэзии. После войны вспомнили и о рассказе, который под влиянием Горького и Чехова стал реалистичнее.
Фарман недолго прожил на родине. Сейчас ему сорок семь лет, из них двадцать два года он скитался. До 1951 г. Фарман учился в Каирском университете, в 1951 г. возвратился в Багдад и занялся журналистикой, работал в известной ежедневной газете “Аль-Ахали”.
В 1954 г. вышел его первый сборник рассказов “Жатва”. Однако после 1954 г., когда начались массовые репрессии против демократов, он уехал в Ливан, где прожил год, а затем отправился в Европу, оттуда в Египет. Позднее путешествовал по Китаю. Вскоре после революции 14 июля 1958 г. он возвратился в Ирак, но при правительстве Касема ему снова пришлось покинуть страну.
В 1955-1959 гг. издал ещё один сборник коротких рассказов, озаглавленный “Ещё один новорожденный”. Писал Фарман его в Ливане и Египте, но в свет он вышел в Ираке.
В 1965 - 1966г. в Бейруте было опубликовано лучшее произведение писателя – роман “Пальма и соседи”. Другой роман, “Пять голосов”, вышел в 1967 г. В 1970 г. Фарман закончил роман “Муки рождения”, опубликованный в начале прошлого года в Багдаде. В настоящее время он пишет свою четвёртую книгу под условным названием “Наездник”.
- Язык ваших романов прост и доступен каждому. Вам, похоже, удалось выработать равновесие между классическим и разговорным арабским языком? – спросил я его.
- Это зависит от направленности произведения. В первой моей книге действуют герои из народа, которые и говорят соответствующим языком, во второй – интеллигенты, следовательно, и язык должен быть литературным в полном смысле этого слова. Наш читатель всегда ценит то, что ему понятно. У него просто нет времени заниматься пустыми фантазиями. Он психологически не подготовлен к разгадыванию символических загадок.
Прийма К. “Тихий Дон” в арабском мире
В статье приводится высказывание Г.Т.Фармана о М.Шолохове.
Творчество Г.Т.Фармана освещено в диссертациях на русском языке
1/ Н.А.Султанлы. “Новый реализм“ в послевоенной иракской новеллистике. Автореферат на соискание учёной степени канд. филол. наук. АН Азербайджанской ССР, Институт народов Ближнего и Среднего Востока. Баку, 1972. В диссертации освещается развитие новеллистического жанра на примере анализа творчества таких видных его представителей, как Махмуд Ахмед ас-Сейид, Зу-н-Нун Айюб, Абд аль-Маджид Лутфи. Творчество Г.Т.Фармана относится к новеллистике после второй мировой войны и связывается с развитием “нового реализма”.
2/ Лафта Зухейр Ясин. Творчество Гаиба Туамы Фармана (к проблеме становления романного жанра в Ираке). Автореферат на соискание уч. степ. канд. филол. наук. АН СССР. Институт востоковедения. М., 1984. В диссертации рассматриваются некоторые особенности генезиса романного жанра в иракской литературе и далее определяется тот вклад в её развитие , который был осуществлён творчеством Г.Т.Фармана. В диссертации, в частности, утверждается, что “романами в собственном смысле слова иракцы обязаны Гаибу Туаме Фарману. Многие литературоведы страны подчёркивают, что именно его произведение “Пальма и соседи” (1966) можно считать первым настоящим иракским романом.
Подробно рассматривается его творчество как новеллиста и “романный период”. Анализируется не только проблематика, тесно связанная с общественной жизнью, но и художественные особенности, романная поэтика, стиль произведений.
Чтение по радио
В советский период на радио существовали культурные программы, посвященные выступлениям писателей (“Писатели у микрофона”), чтению художественных произведений или отрывков из них, часто тоже самими писателями. Однажды нам позвонил Абделла Хабе и сказал, что по радио передавали рассказ Гаиба “Дяденька, переведи!” Мы посмотрели программу радио, действительно, в этот день в 14 час. указано: “Рассказы иракских писателей”. К сожалению, эту передачу мы не слышали.
В этот же день были передачи о произведениях писателей-сибиряков, моих земляков, С.Сартакова и В.Астафьева (“Царь-рыба”) и Н.Думбадзе, которого Гаиб переводил.
Список переводов на арабский язык русской и советской художественной литературы, выполненных Г. Т.Фарманом в 1960–90 гг.
1. Адабашев И.И. Человек исправляет планету. М., 1966.
2. Айни Садриддин. Коротко о моей жизни. Воспоминания. М., 1964.
3. Айбек. Навои. (Роман.) Ташкент, 1979.
4. Айтматов Чингиз. Повести. М., 1983.
5. Айтматов Чингиз. Баллада о первом учителе. (Две повести). М., 1964.
6. Акимушкин. Разные звери. М., 1988.
7. Аксёнов Василий. Коллеги. М., 1966.
8. Алексин А. Очень страшная история. М.,
9. Андреев Л.Н. Рассказы. М., 1989.
10. Ауэзов Мухтар. Выстрел на перевале. М., 1966. 1980.
11. Бажов П. Серебряное копытце. М., 1989.
12. Баранова М., Велтистов Е. Тяпа, Борька и ракета. М., 1964.
13. Беляев. Человек- амфибия. М., 1964.
14. Бианки. Первая охота.
15. Блинов Г. Глиняные сказки бабушки Хамро. М., 1985.
16. Бондарев Ю. Горячий снег. (Роман). М., 1974. Неоднократно переиздан в 70-80 гг.
17. Бондарев Ю. Последние залпы. М., 1986.
17. Быков В. Дожить до рассвета. М., 1988.
18. Быков В. Альпийская баллада. М., 1988.
19. Вставай, страна огромная ! (Рассказы, воспоминания, письма). М., 1976.
20. Волынский Л. Семь дней. М., 1977.
21. Гайдар А. Школа. М., 1965.
22. Гаршин. Избранные произведения. М., 1984ю
23. Герман Ю. Дело, которому ты служишь. М., 1963.
24. Гоголь Н.В. Мёртвые души. М., 1989. (Пер. Абдул Рахим Бадр. Редакция и частичный перевод Г.Т.Фармана).
25. Гоголь Н.В. Ревизор. Повести. Пер. Г. Т. Фармана и Абу-Бакра («Женитьба», «Шинель»).
26. Голованов . Кузнецы грома. М., 1967.
27. Горбатов Б. Непокорённые. М., 1984.
28. Горький М. Рождение человека. Избранные рассказы. М., 1968 (1978, 1979).
29. Горький М. В.И.Ленин. М., 1970.
30. Гранин Даниил. Искатели. М., 1974.
31. Думбадзе Нодар. Я вижу солнце. (Повесть). М., 1970.
32. Достоевский Ф. Повести и рассказы. М., 1982.
33. Драбкина . Чёрные сухари. М., 1971.
34. Жуковская. Беседы о воспитании. М., 1977.
35. Жар-птица. Русские народные сказки. М., 1985.
36. Искандер Фазиль. Время счастливых находок. (Рассказы.) М., 1971.
37. Коваль. Чистый Дор. М., 1989.
38. Колосок. Русская народная сказка. М., 1989.
39. Конецкий В. Если позовёт товарищ. М., 1967.
40. Кузнецов. Продолжение легенды. (Записки молодого человека.) М., 1964.
41.Лаптев. Весёлые картинки. М,, 1964.
42. Левин Б., Радлова Л. Астрономия в картинках. М., 1986.
43. Лесков Н. Повести и рассказы. Ташкент, 1988. Пер. Г.Т.Фармана «Леди Макбет Мценского уезда», «Очарованный странник») и Хайри Альдашина.
44. Медведев В. Приключения ученика Баранкина. М., 1965.
45.Михайлов. По Советскому Союзу. М., 1974.
46. Носов Н. Фантазёры. М., 1963.
47. Носов Н. Приключения Незнайки. Выпуск с 1 – 21. М., 1974. Как Незнайка был художником. М., 1983. Как Незнайка был музыкантом. М., 1984. Как Незнайка сочинял стихи. М., 1984. Как Незнайка катался на газированном автомобиле. М., 1984. Как Знайка придумал воздушный шар. М., 1984. Подготовка к путешествию. М., 1986. В путь. М., 1986. Коротышка из цветочного города. М., 1984. На новом месте. М., 1986. Над облаками. М., 1986. Авария. М., 1987. Новые знакомые. Разговор за столом. М., 1988. Путешествие по городу. В больнице. М., 1988. Концерт. М., 1989.
48. Носов Н. Поход Винтика и Шпунтика в город Змеевку. М., 1990.
49. Островский Н. Как закалялась сталь. (Роман.) Книга первая. М., 1969. Книга вторая. М., 1974. Книга третья. М., 1974. Переиздавалась в 1980, 1983, 1984 гг.
50. Островский Н. Как закалялась сталь. В 2-х частях. М., 1988.
51. Панова В. Серёжа. М., 1962.
52. Пантелеев. Пакет. М., 1980.
53. Паустовский К. Книга о художниках. М., 1979.
54. Пермяк. Сказка о Сером волке. М., 1964.
55. Приставкин А. Записки моего современника. Три жизни. (Сибирские повести). М., 1967.
56. Прокофьева. С. Не буду просить прощения. М., 1989.
57. Пушкин А.С. Капитанская дочка. М., 1974.
58. Пушкин А.С. Избранная проза. Пер. Г.Т.Фармана («Повести Белкина» и «Капитанская дочка») и Абу-Бакра («Дубровский»). М., 1984.
59. Раскин. Как папа был маленьким. М., 1966.
60. Рассказы о Ленине. М., 1967, 1975.
61. Русские народные сказки. М., 1962.
62. Садыков Т. Крылья. М., 1979.
63. Семёнов Ю. При исполнении служебных обязанностей. М., 1965.
64. Семёнов Ю. ТАСС уполномочен заявить. М., 1983.
65. Симонов К. Дни и очи. М., 1979.
66. Сказки советских писателей. М., 1984.
67. Тангрыкулиев К. Глаза чабана. М., 1986.
68. Терёшечка. Русская народная сказка. М., 1987.
69. Тока Салчак. Слово арата. М., 1964.
70. Толстой А. Аэлита. М., 1964, 1973.
71. Толстой А. Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 2. Хождение по мукам. Книга вторая. Восемнадцатый год. Ташкент, 1975,1984. Том 3. Хождение по мукам. Книга третья. Хмурое утро. Ташкент, 1976, 1984. Том 4. Аэлита. Гиперболойд инженера Гарина. Ташкент, 1985. Перевод Г.Т.Фармана и Х. Алькаями.
72.Толстой Л. Севастопольские рассказы. Казаки. М., 1981.
73. Толстой Л. Повести и рассказы. Ташкент, 1986.
74. Толстой Л.Н. Рассказы для детей. М., 1966. (Переизд. В 1973, 1976. 1979 гг.).
75. Толстой Л. Лев и собачка. М., 1975.
76. Томилин. Как люди искали форму земли. М., 1988.
77. Трифонов Ю. (три автора). Повести. М., 1989.
78. Тургенев И.С. Избранные произведения в 5 томах. Том 1. Повести и рассказы 1844-1860 гг. («Ася» и «Первая любовь» перевод Мовахиба Алькаями). М., 1984. Том 2. Рудин. Дворянское гнездо. М., 1985. Том 3. Накануне. Отцы и дети. (пер. Хайри). М., 1985. Том 4. Повести и рассказы 1868-1882. («Вешние воды» пер. Мовахиба Алькаями.) М., 1985. Том 5. Сцены и комедии 1848-1850 гг.
79. Шолохов М. Избранные произведения в 4-х томах. Том 1. Донские рассказы. (Пер. – А.Хабе, Г.Т.Фарман – стилист). Том 2. Поднятая целина. Книга первая. Ташкент, 1986. Том 3. Поднятая целина. Книга вторая. Ташкент, 1987.
80. Шолохов М. Тихий Дон. Книги 1-4. (Г.Т. Фарман – стилист).
81. Шундик Н. Белый шаман. М, 1981.
Список составлен на основе авторских экземпляров переводов Г.Т.Фармана, имеющихся в его библиотеке.
Несколько замечаний о замыслах художественных произведений...
Начало 60-х гг. Разговор шёл о рассказе, посвящённом теме захвата арабских земель. Гаиб построил такой сюжет своего рассказа: хозяева дома изо дня в день видят на стене своего дома грубую надпись, чтобы они убирались вон из своего жилья. Они стирают эту надпись, но она появляется вновь и вновь. На мой вопрос, как это может быть, Гаиб объясняет обстановку, сложившуюся в связи с захватом арабских территорий новым еврейским государством и устройством там своих поселений. Картина очень неприглядная. С трудом представляешь себе, что еврейский народ, переживший такие гонения во время фашизма, настроен так враждебно по отношению к своим соседям.
О романе “Пальма и соседи”
Гаиб поделился со мной замыслом романа, который, как он сказал, давно вынашивал, но всё откладывал до более спокойных времен. Начал рассказывать сюжет, но часто оговаривался: ”Я ещё не знаю, как это будет, но примерно так. И говорил о главных героях, добавляя: ”Я всё это хорошо вижу. Вижу, как они сидят, разговаривают на своём языке”. “На каком своём языке”, - спрашиваю я, - и он объясняет мне, что существует багдадский диалект, имеющий свою специфику. Помню, что вначале он не был уверен, все ли диалоги нужно оставить на диалекте.
Был разговор и о названии, вернее, о его форме на русском языке. Говорю, что у нас такое название порождает вопрос: чьи соседи? Если пальмы, то надо писать “Пальма и её соседи”. Или речь идёт о соседях человека и пальме, стоящей возле его дома? Здесь есть разночтения. Но Гаиб сказал, что по-арабски всё понятно, а что в переводе это немножко не по-русски - неважно. Важно, что так короче. И вообще перевести эту книгу на другой язык вряд ли возможно, так как в её основу положен именно живой разговорный диалект, народный непереводимый язык. Это так задумано, и соответствует общему колориту романа. К тому же в арабском языке ценится “нукте”, тонкость, непередаваемая игра слов или намёков, которая чувствуется только в оригинале. Впрочем, в других языках и в разговорном русском языке это тоже есть, добавил он.
Попались стихи Саади: Будь щедрым, как пальма, А если не можешь, то будь /Стволом кипариса, прямым и простым – благородным. Спрашиваю, почему он называет пальму щедрой? Гаиб: по-разному (часто употреблял это слово), даёт тень, есть финиковая пальма, которая даёт много плодов. У нас другие пальмы.
О теме этого романа можно сказать словами поэта Р. Бёрнса:
По белому свету судьбою гоним
Останусь твоим верным сыном.
В романе много автобиографического. Гаиб сохранил в памяти многое о жизни в родном доме, и в романе приводит разные жизненные подробности, которые щедро рассыпаны на его страницах. Значит, имел большой запас наблюдений, иначе как могли родиться на чужбине такие живые воспоминания. Нередко грустные, но ведь они рождены в одиночестве, в тоске о том, что он оставил… Это то чувство, которое передано словами: ”Та жизнь ушла, но в памяти такая скрыта мощь, что возвращает образы и множит” (Д.Самойлов).
Гаиб спрашивал: вот меня интересует вопрос, насколько соответствует автор как человек тому образу, который создаёт читатель, прочитав его книгу. Ведь он представляет себе не только героев романа, но и писателя. Это, действительно, интересно. И сейчас этот вопрос можно отнести к самому Гаибу как писателю: какой он был в жизни и какой он встаёт перед читателем со страниц его книг, в частности, со страниц романа “Пальма и соседи”, который приобрёл большую популярность в арабском мире.
К сожалению, этот роман я знаю только в пересказе, а два другие - уже в переводе на русский язык, что позволяет мне сделать некоторые личные замечания по поводу автобиографичности его героев.
Заметки по тексту романа “Пять голосов”
Первый голос – Саид Ахмед – это, конечно, сам Гаиб, автобиографический герой, как принято говорить. Некоторые ассоциации:
Стр. 14. Саид ищет “дом возле красильни на некой улице, на углу которой находится столярная мастерская”.
В связи с этим я представляю себе маленькую улочку, ведущую к дому Гаиба по ул. Мурабба, на углу которой расположена столярная мастерская его брата Али, названная им “Сильвана”. Но сам Гаиб, конечно, имел в виду другую мастерскую времён его детства, но тоже реальную и сохранившуюся в его памяти.
Саид – автор брошюры, журналист с сильно развитым чувством долга. “Нет, он должен, непременно должен её найти”. Речь идёт о женщине, которая написала письмо в редакцию с просьбой помочь ей. И Саид ищет долго и сначала безуспешно, но дело доводит до конца, хотя иногда и бывал нерешительным, неуверенным в своей правоте.
Гаиб, между прочим, хорошей ориентацией в городе не отличался. Правда, здесь – другое дело, ведь речь идёт об его родном городе.
Далее приведу выражения, которые ассоциируются у меня с личностью Гаиба.
Стр. 15. “… бочком проходил мимо него”, “натыкался на встречных, точно слепой”. ”Только свернув за угол, он осмелился, наконец, поднять голову”.
Стр. 16. Саид написал передовую, колонку для второй полосы, составил подборку из писем для рубрики “Общественное мнение”. Отложил ручку, снял очки, протёр глаза.
Эти действия обычно производил и сам Гаиб после окончания работы и, немного помедлив, выходил из-за стола.
Саид в школе увлекался поэзией, мечтал поступить в Арабский университет в Каире, участвовал в демонстрациях в защиту Палестины.
Это тоже из биографии Гаиба. В юности и молодые годы он писал стихи. Позднее говорил об этом с весёлой иронией. Редакцию он помещает в доме, из которого виден двор его бывшей школы. Затем учился в педагогическом училище, работал в школе, продолжил учёбу в Каире.
Много общего и в подходе к пониманию методов художественного осмысления действительности. В романе говорится, что Саид - автор рассказов (стр. 126). В своей недавно изданной книге он высказывает своё твёрдое убеждение в необходимости для истинных интеллигентов глубокого изучения жизни…
Сам Гаиб как писатель воспитывался прежде всего на реалистической литературе, основанной на принципах правдивости и достоверности, глубоком осмыслении действительности.
Из текста книги видно, что большое значение придаётся и художественному мастерству: “надо ещё знать, как изобразить то, что видел”, - говорит другой герой романа Абдель Халик, и Саид соглашается с ним (стр. 19). Чувство неуверенности в себе, в выборе писательской профессии свойственно многим творческим личностям, и Гаибу оно тоже было присуще. Саид, сравнивая себя со своим коллегой, говорит: ” Абдель Халик непременно станет писателем. И хорошим – не то, что я, бумагомаратель… Он образован, свободно владеет английским, а вот я – еле-еле, да к тому же легко пасую перед малейшими трудностями” (стр. 19).
В этих словах, конечно, есть доля правды, но уже то, что человек сам осознаёт свои недостатки, свидетельствует и о том, что он старается преодолеть их в себе. Надо сказать, что Гаибу это удавалось. Совестливость, справедливость, требовательность к себе – эти чувства были в нём сильно развиты. Отсюда – сожаления о том, чего не удалось сделать.
Сам характер работы за письменным столом и обстановка в редакции Саиду нравились, он сравнивает газету с кораблем, а себя – с помощником капитана.
Стр. 27. Вот Саид входит в редакцию, “поблескивая стёклами очков…В знак приветствия он поднял тонкую руку. Радость так и распирала его, ему явно хотелось что-то рассказать. Но он сдержался (это - тоже характерная авторская черта. – И.Ф.) и стал торопливо снимать со своего стола груды бумаги.
…начал читать по-английски “ (действительно, очень много читал по-английски, в 60-ые годы мы получали газету “Обсервер”, упомянутую здесь, и журнал, выписывали много книг из Лондона).
Вместе с тем из романа видно, что у его главного героя было чувство большого неудовлетворения, связанного с тем, что он ещё недостаточно овладел писательским мастерством и хотел бы добиться большего, сделаться настоящим писателем. На слова коллеги, что он истинный литератор, Саид отвечает:
- Не знаю, не знаю. Литература требует дарования, а рассказ – исключительно трудный жанр. Он мне не удаётся. ( Стр. 27.)
Выражение “не знаю” обычно для автора, не любившего категоричные утверждения. О нём как о характерном для автобиографического героя говорится и в романе (стр. 218).
В описываемый период (50-ые годы) Гаиб начал писать именно рассказы, изучал русскую литературу этого жанра, и не случайно здесь упоминаются имена Н.Гоголя, А.П.Чехова, М.Горького.
О большом желании Гаиба изменить не удовлетворявшую его жизнь и свою работу, о желании уехать говорят такие слова.
Ст. 19. “Саида постоянно томила какая-то неясная ему самому тревога, его так и подмывало куда-то бежать”.
Стр. 22. - Хоть бы мне уехать куда-нибудь! – вздохнул Саид.
- …Ты никогда не сможешь покинуть Багдад.
- Да нет же, клянусь аллахом! – горячо возразил Саид. – Мне бы очень хотелось уехать. Сейчас он был в этом уверен …”
Слова “робко”, “робкий”, употребляются неоднократно и свидетельствуют о том, что мы имеем дело с человеком нерешительным, а в чём-то личном - необщительным и замкнутым. Но это происходит от сознания того, что обычно в жизни даже близкие люди, в сущности, далеки друг от друга и остаются во многом чужими.
Стр.46: “Я дружу с Хамидом вот уже пять лет. Но в чём она, наша дружба? В том, что мы сидим за одним столом и болтаем на разные отвлечённые темы?..
У всех у нас двойная жизнь: одна – напоказ, другая – для себя. У каждого два мира: один – открытый для всех, другой – тщательно охраняемый от чужих глаз”.
К сожалению, это – не просто слова. Если опять соотнести их с биографией самого автора, то и у Гаиба была та же картина. Много так называемых “друзей”, но не было близкого человека, которому можно, как говорится, “излить свою душу” (стр. 126). Впрочем, у многих ли вообще есть такие друзья? Наверное, их единицы. И всё-таки чувство одиночества, о котором постоянно говорит герой романа, хотя со временем стало привычным, очень его тяготило.
Саид чувствует угрызение совести по поводу того, что они и как литераторы ведут двойную жизнь. “Никому не ведомо, где скрывается эта самая совесть, а попробуй заставь её замолчать. Ни сила тут не поможет, ни слабость. Совесть, дух – сами по себе. В здоровом, как у быка, теле совесть ни с того ни с сего зачахнет, умрёт. А на иного посмотришь – податлив, хлипок, но духом твёрже, чем кремень” (стр. 46).
Последнее, конечно, с большой уверенностью можно сказать о самом Гаибе. Он всегда был твёрд в своих убеждениях, его нелегко было сломать.
Его герой переживает по поводу того, что они как журналисты и литераторы испытывают постоянное давление сверху: “Живём так, как нам предписывают…ограничены всякого рода запретами…сильные мира нас попросту презирают” (стр. 53). Они беспомощны перед драмой живых людей, не могут даже помочь людям с печальной и трудной судьбой в их бедном квартале, которых не счесть.
Саид считает важным в газете раздел писем, к которому читатели обращаются сразу после прочтения передовицы. Добросовестно выполняет свои обязанности, свою “каторжную работёнку” (стр. 30). Однако понимает, что не может ни существенно помочь, ни протестовать. На своём собственном опыте он знает, что это приводит к жестоким последствиям и преследованиям.
И снова автобиографический факт – в книге говорится о том, что герой без всякой вины (обвинение выражалось в чтении якобы “опасных “ книг) был арестован и отправлен в лагерь Абу Гариб в пустыне. Переживания матери героя, её попытки уберечь сына от страшной участи переданы с большой достоверностью.
В романе встречается много других характерных черт самого автора: описаны его привычки, жесты, манера вести себя. Его герой, так же как он сам, пьёт кофе медленно, маленькими глоточками, обжигаясь и старательно разжёвывая крупинки (стр. 72). И др.
У него большая тяга к чтению. Круг прочитанной литературы довольно широк. Особенно много говорится о русской литературе. В частности, о том, что Саид приобрёл полное собрание сочинений Ф.М.Достоевского. Названия его произведений, прежде всего “Преступление и наказание” (в переводе на английский), “Униженные и оскорблённые”, имена литературных героев романа “Идиот” Настасьи Филипповны, Рогожина и других не раз встречаются в романе (стр. 91 и др.). Самого героя, судя по всему, тоже сравнивают с “идиотом “ (стр. 120). В романе отмечается, что Достоевский в своих произведениях многое сумел предсказать, в частности, власть капитала над душами людей.
Не раз упоминается имя М.Горького, который пешком прошёл почти всю Россию и не понаслышке знал жизнь народа. Саида иронически называют “плохой копией Горького” (стр.28), “народным писателем” (стр. 114), “так называемым революционным писателем” (117), значит, какие-то основания для такого сравнения были. Произведения М.Горького, в частности упоминаемое “Дело Артамоновых”, Гаиб читал по-арабски (стр. 237), значит, мог хорошо понять и воспринять идеи и антибуржуазные настроения великого пролетарского писателя. В романе говорится о том, что Горький был кумиром Саида (стр. 220), ему советуют бросить горьковские традиции (значит, он им следовал – стр. 180). Главное, по-видимому, заключалось в том, что молодому писателю был близок бунтарский дух “буревестника революции”, его непримиримая борьба против несправедливости.
В романе комментируется сюжет “Мёртвых душ” Н.Гоголя и проводится его сопоставление с иракской действительностью (стр. 214). Правомерность такого сопоставления может вызвать сомнение, так как у русского писателя речь идёт о крепостных крестьянах, являющихся собственностью помещика, который имел право их продавать и покупать. После отмены крепостного права в 1861 г. сделать это стало практически невозможно. В Ираке такого крепостного права, насколько мне известно, не было. Видимо, основанием для перенесения этого сюжета давало тяжёлое положение крестьянства в условиях феодализма, большая смертность среди этого слоя населения.
Именно в этом плане упоминается и рассказ А.П.Чехова о тяжёлом, беспросветном положении крестьянства. Название не указано, но я думаю, что это – один из лучших рассказов А.П.Чехова “В овраге”. Рассказы А.П.Чехова на английском языке упоминаются ещё раз на стр. 237.
Их текста романа совершенно очевидно, что автор к этому времени был знаком также со многими выдающимися произведениями европейской и американской литературы. Он сопереживает героине романа Г.Флобера “Госпожа Бовари”, использует выражения из романа М.Пруста “В поисках утраченного времени”, упоминает имена О.де Бальзака, Ш.Бодлера, “Падение Парижа”, кроме того, - Э. Хемингуэя “По ком звонит колокол”, У.Фолкнера “Осквернитель праха” и рассказ “Пальма на берегу” (стр. 88-89, 91, 114; на стр. 180 говорится, что он не любит Фолкнера, который пишет без точек и запятых). Герои романа говорят и о М.Твене 124-125). Не знаю, действительно ли у Гаиба была мечта спуститься по Тигру от истока до устья, как это делал Марк Твен по своей Миссисипи, о чём говорится в романе, но что это – одно из его ярких литературных впечатлений, очевидно.
Арабская литература, конечно, тоже входит в круг интересов молодого писателя и журналиста. Причём, это – не просто чтение. Она активно влияла на формирование его мировоззрения и убеждений. Герой романа вспоминает, что в юности любимым поэтом его и его друзей был Кумейт (Аль-Кумейт аль-Асади), “который учил, что человек без убеждений – ничто. Их привлекала чистота его помыслов, самозабвенность в любви, высокая убеждённость… Его поэзия пробуждала в душе тягу к идеалу, к добру, ко всему прекрасному, благородному” (стр. 101).
И у героя рождается желание ”совершить нечто необыкновенное, удивительное. Что именно, он и сам точно не знал. Может быть, напишет книгу наподобие “Госпожи Бовари”, или сделает какое-нибудь великое открытие, или, желая утвердить себя в жизни, пойдёт на огромный риск…” (стр. 101).
Упоминаются также касыды Шауки, Ибн аль-Фарида, Ибн Зейдана (стр. 86), поэт средневековья Зи Румме, писатель Аль-Аккад, современный ливанский поэт Абу Шабака, современные египетские писатели Зайят и фантаст Халиль Джубран (не увлекавший друга главного героя), современный египетский поэт Махмуд Таха (стр. 73.), Кыс Бен Зарих (стр. 162).
О значении чтения автор (устами Саида) говорит так: “ Во время войны (имеется в виду вторая мировая война. – И.Ф.) я занялся серьёзным чтением и впервые узнал, что существуют разные, даже противоположные мировоззрения… То, что я тогда почерпнул из книг, крепко засело у меня в голове, и я, как и всё наше поколение, должен был сделать выбор… Надежды и идеи – вот чем мы жили, вот что было нашим единственным достоянием” (стр. 224).
Саид читает книги на английском языке, но недостаточно владеет им и постоянно имеет дело с толковым словарём, используя записную книжечку, в которую заносит незнакомые слова (стр. 70). В романе «Муки рождения» есть продолжение этой темы. Герой романа Давуд говорит, что он очень хотел выучить английский язык, и учил его, конечно, не за границей, а дома, по самоучителю, «Краткому курсу всемирной истории» Герберта Уэллса и роману «Большие ожидания» Ч.Диккенса. При этом выписывал незнакомые слова в блокнот.
Это занятие стало постоянным для самого Гаиба, который много времени посвящал изучению иностранного языка, сначала английского, потом русского, а также различной иноязычной лексики.
Саид называет свой возраст – 24 года, значит, действие происходит в 1951-52 гг. (год рождения Гаиба – 1927 + 24 = 51). Он вспоминает своих родителей, мать и отца, брата, описывает свой дом с внутренним двориком, далёкий, но памятный мир детства, детские невзгоды, переживания, тайны (стр. 102), затем учёбу в Каирском университете, нелюбовь к латыни и отвращение к неосторожно принятому наркотику. И, наконец, последнюю ночь в Багдаде, проведённую в одиночестве перед началом его жизни в изгнании.
Можно и далее подобным образом выделить в романе авторские черты, которыми писатель наделил не только своего автобиографического героя, но и другие “голоса”. Некоторые замечания я сделала прямо в тексте романа на русском языке.
Роман посвящён друзьям – тем, кто умел бороться не только с другими, но и с самим собой. Гаибу такая борьба была тоже присуща, он с большой требовательностью относился к себе и в отношениях с людьми старался проявить только лучшие свои качества.
В романе есть слова, отнесённые к главному герою: “Без тебя, чистая душа, Багдад просто осиротеет” (стр. 244). В действительности это так и произошло.
Если не ошибаюсь, то одного из прототипов, выведенного в романе под именем Шарифа, я однажды видела. Гаиб пришёл на нашу с ним встречу с другом, все вместе мы посидели в кафе “Старт”, находящемся внутри большой арены стадиона в Лужниках. Позже Гаиб мне говорил, что это - один из прототипов его романа «Пять голосов».
Хотелось бы добавить, что в романе отчётливо звучит и ещё один голос - голос автора, Гаиба Фармана, это и голос Багдада и ваш голос, его соотечественники.
В романе герои размышляют о будущем, надеются, что от далёкого светлого горизонта к молодому поколению придёт новая жизнь: в ней много неизведанного, но она принесёт могущество человеку. Образ этого светлого горизонта не раз возникает и в других произведениях Гаиба. Здесь он, в частности, говорит, что ещё напишет книгу о муках рождения нового (стр. 156). И это намерение ему удалось осуществить.
Заметки по тексту романа “Муки рождения”
Роман построен на диалогах, внутреннем монологе главного героя Карима, истории жизни таксиста Нури и немногих других персонажей романа, в основном коллег Карима по работе в пресс-агентстве.
Здесь тоже, как и в романе “Пять голосов”, есть автобиографический герой – это Карим, и тема, связанная с ним, является как бы продолжением предыдущего романа. В течение шести лет он скитался за границей, за последние два года не получал писем от своих родных и не знает, где они сейчас проживают, так как по возвращении обнаружил, что старый квартал, в котором они вместе жили, снесли.
Поиски отца, матери и брата являются связующей нитью многочисленных рассуждений героя по поводу изменений, происшедших в городе. Описание поисков даёт возможность автору сделать багдадские зарисовки, особенно старых кварталов, где проживал Карим. Читатель вместе с героем видит старинные лавки, рынки, маленькие гостиницы, посещает кофейни, без которых невозможно представить жизнь этого города и его жителей.
Жаль, что тема поисков в дальнейшем, с развитием сюжета оказалась свёрнутой. О результатах долгих исканий говорится очень кратко. Лишь в разговоре мимоходом сказано, что “мать, слава богу, жива”, что “брат в армии, в одном из лагерей под Багдадом” (стр.200).
Мне казалось, что этого мало, и я говорила об этом Гаибу. Он по обыкновению сказал “не знаю”. А переводчица Елена Стефанова возразила мне, что всё и так ясно, и попробуйте кого-нибудь найти в таком городе, как Багдад, где нет ни прописки, ни даже регистрации.
Автобиографического в этом романе, как и в романе “Пять голосов”, много. Возможно, не столько связанного с событиями жизни Г.Т.Фармана, которые нельзя прямо отождествлять с описанными в романе, сколько в отдельных высказываниях, внутренних монологах.
Приведу некоторые из них:
Стр. 22. “Теперь я, как говорится, vagabond” (англ. – бродяга). Не раз слышала от Гаиба это слово, которым он сам себя характеризовал.
Стр. 27. Говорится о “природной застенчивости” героя.
Стр. ЗЗ. Его мать очень любила старый Багдад, где прошла её молодость, и свой смертный час она хотела бы встретить здесь.
В жизни так и случилось.
Стр.49. “Да и надо ли оправдываться за жизнь на чужбине, за жизнь, которая горше смерти?”
Вместе с тем, писатель не хотел бы зачёркивать всё, что связано с эмиграцией. В другом месте он пишет: “Жизнь на чужбине?
Опять же не скажешь, что вся она была сплошным чёрным пятном. Да и научила она меня многому – по крайней мере благодаря ей я понял, что значит для человека родина. Именно там, на чужбине, вдали от дома, я, наверно, впервые в жизни осознал, как сильно привязан к клочку земли, где родился и вырос таким, какой я есть – со своим характером, привычками, недостатками и всем своим мироощущением, - и понял, что непременно туда вернусь. Рано или поздно, а всё равно вернусь”. (Стр. 105.)
Не вернулся. Было бы хорошо, если бы на родину он вернулся, хотя бы посвящёнными ей произведениями.
Стр. 68. О почерке. “В школе учителя говорили, что я пишу с таким наклоном, будто мои буквы побило градом”.
Наклон, лезущие вверх строчки характерны для почерка Гаиба, в общем красивого и аккуратного.
Стр. 77. Однажды Гаиб сказал, что у него что-то затормозился роман, подскажи что-нибудь. Я спросила, о чём конкретно? Говорит, писал о своей жизни в Китае, теперь хотел бы описать жизнь в других местах во время скитаний. Говорю, начни с обстановки, как мы всегда делаем: сначала описываем историческую обстановку, потом суть проблемы. Опиши, где жил, какие были впечатления. На это Гаиб сказал, что жил в очень непривлекательных местах и убогих комнатах, в которых было полно всякой живности.
Я: Да, это неприятно. Но ничего страшного. У нас в небольшом, но вполне аккуратном домике, стоящем на берегу Енисея, однажды вечером на столе, покрытом чистой светлой клеёнкой, появился маленький мышонок и сел на самый уголок. Постучу о кровать чем-нибудь – убежит, а потом появится снова и спокойно сидит. Вскоре, однако, убежал насовсем, так как в доме поживиться ему было нечем, а рядом был маленький огород.
Потом Гаиб говорит: использовал твою подсказку, описал комнаты, в которых я жил в детстве, а также в Бейруте, Каире, Вене, в Китае и включил твой эпизод, только у меня это получилось не так забавно.
Не раз говорили и о сносе домов, в которых проживали мы сами и наши ближайшие родственники. У меня тоже была такая ситуации, так как на месте наших домов на высоком берегу реки планировали постройку новой набережной. Вопрос о сносе домов, среди которых были очень крепкие купеческие дома ещё дореволюционной постройки, решался очень долго, в течение нескольких лет, и всё это время люди жили в неизвестности, в напряжении, боялись перемен к худшему и переживали за своё добро. Дома снесли после моего отъезда в Москву, но из рассказов родственников я знала о тяжёлых последствиях смены привычных мест проживания и переселения в новые районы. От сноса тяжело пострадала моя родная тётя. Она жила в собственном доме, который стоял во дворе, где они с дядей посадили фруктовые деревья, а она разводила цветы. Особенно хорошо цвели бордовые георгины и разноцветные гладиолусы, а также выращенные мною из косточек кусты черёмухи. После многих мытарств с выселением и переездом, получив новое жильё в стандартном бетонном доме, она вскоре умерла.
Гаиб тоже не раз говорил о смерти отца, у которого был туберкулёз костей. Он чувствовал свою вину за то, что не был около отца во время его смерти. Говорил об этом, когда до него дошла, наконец, эта печальная весть, что и нашло отражение в романе. “Как могло случиться, что именно тогда, когда умер отец, меня здесь не было? Какие-то люди шли этими переулками за его гробом – жалкая горстка… Разве так бы его хоронили, будь здесь я, его старший сын? Люди не посмели бы не прийти, меня бы постеснялись, ведь на похороны ходят не только из уважения к умершему, но и потому, что боятся осуждения живых”. “ Ах, если б знать наверняка, что он не маялся перед смертью и умирал со спокойной душой…” “И не выходит у меня из головы отец…Наверно, ждал меня перед смертью, на помощь мою надеялся. А я …”
Угрызения совести свойственно каждому человеку, но по такому поводу они особенно тяжелы.
Получили отражение в романе и литературные интересы Г.Т.Фармана, хотя и в меньшем объёме, чем в романе “Пять голосов”. Вновь возникает Марк Твен и его “Жизнь на Миссисипи” (стр. 20), Марсель Пруст и его цикл романов “В поисках утраченного времени”, “Униженные и оскорблённые” Ф.М.Достоевского. Говорится о романе Ремарка “Время жить и время умирать”, об американском писателе и публицисте Э.Колдуэлле, освещавшем, как известно, в своём творчестве тяжёлую жизнь бедняков, грубость и жестокость нравов в современном буржуазном обществе. Не случайно его новеллы сравниваются здесь с правдивыми рассуждениями о жизни простой женщины – одной из героинь романа. Как бы с досадой (на самом деле потрясённо) Гаиб говорит и об “этом проклятом” Грэме Грине, “который своим “Тихим американцем” перевернул мне душу, и я скупил в книжных лавках всё, что им когда-нибудь было написано” (стр. 100-101). Эти книги долго стояли у Гаиба на книжных полках за его спиной, и совершенно очевидно, что он обращался к ним неоднократно.
Ещё есть упоминание о “Дон Кихоте“ Сервантеса (стр. 163). Вечная книга, и, я думаю, что у Гаиба с этим непутёвым героем тоже есть немало общего. Идеи рыцарства и благородные устремления этого праведника оказали большое влияние на мировоззрения многих выдающихся людей. Говорят, что когда господь бог призовёт человечество к ответу за земные дела, оно может оправдаться тем, что создало Дон Кихота, человека высокого бескорыстия. Т.Манн называл его высшим проявлением человечности. Считаю, что у иракцев такой праведник был и остался своими книгами. В России Дон Кихот Ламанчский тоже воспринимался не как «хитроумный идальго», каким его назвал автор и не как средневековый воинственный рыцарь, а как поборник справедливости, доброго отношения к людям вообще и рыцарского служения «прекрасной даме». Роман появился ещё в эпоху царствования Екатерине II, и даже сама императрица увлекалась идеями рыцарства. В начале её правления в Санкт-Петербурге устраивались рыцарские карусели, которые продолжали древнюю традицию рыцарских турниров. Предполагалось даже построить для неё резиденцию в Царицыне как архитектурный ансамбль в духе средневекового замка. Однако донкихотство «на троне» было лишь игрой, рассчитанной на внешний эффект, в то время как настоящий Кон Кихот так трогателен в своих благородных порывах, что всегда будет вызывать симпатии и сочувствие добрых людей.
Я уже упоминала о том, что Гаиб не знал точно дня своего рождения, выяснил у родственников только приблизительную дату. В романе по поводу дня рождения один из его героев говорит: “А по-моему, прекрасный праздник. Сказали бы мне точно, когда я родился, обязательно бы отмечал” (стр. 195).
Поскольку мои философские интересы были связаны с проблемой воображения, мне показались интересными высказывая Гаиба о грёзах, мечтах и воспоминаниях как формах проявления этой человеческой способности. “Грёзы… Это когда представляешь себе всё самое-самое желанное. Наяву. Украшаешь свою жизнь мечтами…” “Мечты – крылья жизни, без них она становится безобразной, теряет вкус, запах и цвет“. “Все люди мечтают. Без мечты нельзя жить” (роман “Пять голосов”, стр. 190). “Наш мозг поистине уникальное хранилище, неиссякаемый кладезь воспоминаний” (“Муки рождения”, стр. 74). “Бывалые люди, первопроходцы, а порой и писатели – словом, те, кто много повидал на своём веку, в старости греются у костра воспоминаний. Им есть что рассказать, чем поделиться с людьми. Хотя, наверно, любому человеку свойственно ворошить своё прошлое…” (“Муки рождения “, стр. 84).
В романе вновь возникает и образ пальмы, которую Гаиб сравнивает с человеком. “Она, как и люди, бывает и высокой, и низкой, и прямой и согбенной, и твёрдой и слабой. Её волосы, ветви, иногда ниспадают до самой земли, а иногда завиваются в кудри… И ещё обратите внимание на её волю к жизни. Корни она запускает глубоко в землю и первая заселяет пустыню. А сколько о ней сложено песен, легенд, сколько связано с этим деревом иракских пословиц! Наши крестьяне бережно ухаживают за ней. Я бы хотел поехать в деревню, чтобы изучить иракскую пальму…” (“Пять голосов”, стр. 220).
Надо сказать о том, что при издании романа на русском языке, его сократили и отчасти “подредактировали” последнюю часть, где говорится о судьбе палестинца Исмаила и его участии в военных действиях со сторонниками еврейских поселений на арабских территориях. Впрочем, о столкновении палестинцев с поселенцами и попытках англичан их стравить в романе говорится, вот только какими поселенцами, остаётся не ясно.
Аргументы, поддержанные и переводчицей, сводились к тому, что в романе не должно быть “чистой политики”. Но там этого и нет.
Помню, Гаиб протестовал по поводу искажений, о которых его не поставили в известность и в результате кое-что из изъятого текста восстановили. Наверное, по арабскому оригиналу можно выяснить, что конкретно было сокращено или искажено.
Хотелось бы отметить и огорчившее меня обстоятельство, связанное с языком перевода, вернее, с лексикой, которую использовала переводчица. В переводе используется много слов так называемого разговорного языка, лексики, употребляемой не просто необразованными, но грубыми людьми, которые беспрестанно чертыхаются, ведут себя вульгарно. Но ведь в романе таких героев, в сущности, нет. И сам герой, и его коллеги – это молодые образованные люди, начитанные интеллигенты, хотя и в первом поколении. Неприятно задевает, когда эти люди постоянно говорят: “к чёрту”, “чёрт с ней”, “чёрт его знает”, “чёр-те-что”, “сам чёрт не разберёт”, “нά черта мне”, “и ни черта не знаю”, “какого чёрта им надо”, “на кой чёрт мне это надо”, “чёрт те что лезет в голову” и др., использован полный набор подобных выражений (стр. 40, 68, 69, 83, 102, 112, 138, 162,168, 169, 179 и др.). Думаю, вряд ли это характерно для Востока, где обычно упоминают аллаха, хотя нередко и всуе. Это более понятно. Или вот такие грубые слова: “трепотня”, “брехня”, “трепаться”, “я заткнулся”, “драли глотки”, “плёвое дело” и др. (стр. 39, 70, 122, 184 и др.). Ещё есть множество выражений, в которых употребляется слово “баба”. Редко кто из образованных людей будет использовать это слово, разве что с досады. Здесь же часто и не только одним героем с более грубым характером употребляются выражения типа ”политика – это не с бабами возиться”, “жениться, чтоб иметь под боком бабу”, “осенняя погода вроде бабы”, “где видано, чтоб баба была личностью”, “ушлая баба” и др. (стр. 48, 58, 86, 109 и др.).
Есть много других слов, которых, я уверена, не употреблял не только Гаиб, но и его герои, которых он изображал так, чтобы вызвать к ним сочувствие и симпатию. Такой их язык не способствует такому намерению, а, следовательно, не соответствует замыслу и характеру романа. Кроме того, в романе есть современная лексика, которая в 50-х годы ещё не вошла в разговорный язык (“запрограммированные”, “глобально” и др. – стр. 150 и др.).
Не знаю, каковы арабские эквиваленты этих слов и выражений, но уверена, что те эмоциональные оттенки речи, которые хотел передать писатель, можно было выразить более приличными русскими словами. А эти неприятно раздражают и не вызывают сочувствия к употребляющим их героям.
Это вопрос мы обсуждали с Гаибом и переводчицей. Гаиб удивился, всё спрашивал “где? где?” Потом согласился, что можно было сказать иначе, помягче, и вместе с тем сохранить нужные оттенки. Е.Стефанова тоже, казалось, была удивлена, когда я читала ей приведённые выше выражения. Вернее, удивлялась не этим выражениям, - она же сама их находила и использовала, - а их количеству. Для меня же было очевидно, что такая лексика засорила язык романа.
Оба романа изданы не очень хорошо: на плохой бумаге, “Муки рождения“ – в бумажной обложке. Обычно издательство ”Прогресс” издаёт свои книги, особенно для зарубежного читателя, более солидно. Но рисунки в первой книге и на обеих обложках хорошие и соответствуют содержанию романов: фигура одинокого человека – одно плечо выше другого, - бредущего по старой узкой улочке; на одном восточный колорит подчёркнут силуэтами минаретов. Художники издательства – Н.Абакумов и В.А.Иванов.
О замысле рассказа “Маша-Машенька”
Мы жили уже на ул. Миклухо-Маклая в 16-ти этажном блочном доме с плохой звукоизоляцией. Гаиб всё говорил, подскажи мне какой-нибудь “сюжет для небольшого рассказа” (слова Чехова). Я шучу: пиши, как чукча (северная народность). Гаиб: « Как это?» Я говорю: «А он что видит, о том и поёт».
Через некоторое время Гаиб говорит: вот, я написал рассказ. Пересказывает сюжет: один инвалид живёт в блочном доме, типа нашего, где всё слышно. Действительно, на верхнем этаже у нас жил инвалид войны, всегда приветливый, разговорчивый, по праздникам надевал медали. Часто сидел на скамейке возле подъезда. Гаиба, конечно, он прекрасно знал, здоровался с ним. В трудные годы, когда было плохо с продуктами, останавливал меня, когда я шла с работы, и информировал, где и что продают; старался помочь, так как, в его представлении, я в этом ничего не понимала, а нужно было проявлять оперативность, и он был недалёк от истины.
В рассказе говорится о том, что один человек работает дома (вероятно, как и он сам, имеет дело с книгами) и слышит, как сосед-инвалид время от времени с кем-то ласково разговаривает. Оказалось – с кошкой, которой Гаиб дал имя нашей девочки-соседки Маши, вместо распространённого у нас имени - кошка Мурка, тоже производного от Марии.
О замысле романа “Город чудес”
1990 год. Последнее лето. Мы прогуливались по Николиной горе. От берега Москвы-реки пошли мимо дач в лес. Шли по узкой тропинке друг за другом. Я – впереди, Гаиб – сзади. Разговор, как нередко бывало, заходит о работе над очередным сочинением, сейчас - о замысле романа, последнего, который так и остался ненаписанным. Есть только самое его начало.
Я наклоняюсь сорвать ягоды, Гаиб идёт, задумавшись, потом говорит: ”Я хочу написать роман”.
Я: Это очень хорошо. И уже знаешь о чём?
Г.: Да, это будет романтическая история. О том, как один иностранец познакомился с девушкой. Она образованна, много читала и очень любит путешествовать.
Я: А дальше?
Г. шутит: А дальше я ещё не придумал.
Я: Пожалуй, на роман это не потянет.
Смеёмся. Возвращаемся обратно. Идём долго. Сделали большой круг. Увидели огромный муравейник. Гаиб говорит, что никогда такого не видел, тем более так близко. Долго наблюдали за непонятной нам деятельностью этих тружеников. Зашли в магазин в посёлке. Гаиб шёл легко, был в хорошем настроении. Он вообще был более вынослив в ходьбе во время таких прогулок, чем в городе. Вышли к берегу Москвы-реки. Больше о романе не говорили.
Но этот разговор имел продолжение. Был ещё один эпизод, связанный с началом работы над романом. Однажды Гаиб вошёл в кухню, где я занималась домашними делами, и спросил:
- Скажи, что значит для тебя Багдад?
- Как это, что значит? Ведь это - не моя родина, а твоя.
- Но само название о чём тебе говорит?
- Для меня – это город чудес, - начала я, - и ассоциируется прежде всего со сказками “Тысячи и одной ночи” и названием фильма “Багдадский вор”.
Я ещё продолжала что-то говорить о новых впечатлениях, связанных с нашей поездкой в Ирак, но Гаиба уже не было в кухне. Я говорю ему вслед, что же ты спросил, а сам не слушаешь. Он, вскоре вернувшись, ответил: ты сказала то, что нужно. Я думал о названии романа, и ты его дала. Новый роман, который я начал писать, будет называться “Город чудес”.
Сейчас, перечитывая роман “Пять голосов”, обратила внимание, что Ирак там называется “страной чудес и несчастий, где лица людей то озаряются бледной надеждой, то каменеют от горя” (стр. 216). Это ассоциируется с заглавием начатого Гаибом, но неосуществлённого романа о Багдаде. Пожалуй, принимая во внимание историю Ирака, а также современные трагические события в нём, его слова не только о чудесах, но и несчастьях более соответствуют образу этого многострадального города.
Впрочем, писателю виднее. Он наверняка переосмыслил бы это название, вложив в него более глубокое содержание: грустное, а, возможно, и трагическое, вызывающее тревожные чувства и душевные переживания.
Я часто думала о том, что это счастье, удача в жизни, когда у такого тонкого, хрупкого и непрактичного человека обнаруживается способность к творчеству, незаурядный талант, который открыл ему возможность утвердиться в этом мире. Сам Гаиб говорил, что трудно и практически невозможно сказать, что и как влияет на истинного художника, когда он остаётся один на один с листком бумаги. Это тайна писательства. Говорят, что она содержится в кончиках пальцев. А вот ум играет при этом очень малую роль. С последним, конечно, трудно согласиться. Ведь были писатели-интеллектуалы, прежде всего интеллектуальность которых и определяла суть их творчества; например, Томас Манн, которым я много занималась. Но одно ясно, что дар художника – это подвижнический дар, и Гаиб служил ему всю свою жизнь.
Для художника его творчество – это жизненная задача. Жизнь во всей её полноте. Все писатели понимали его как труд, поиск крупицы истины, когда, говоря словами В.В.Маяковского, “изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды”. Многие писатели-эмигранты вынуждены были “писать в стол”, для чего нужно было иметь мужество. Гаиб работал в трудных условиях, но были и позитивные эмоции: несмотря на изоляцию, писал не “в стол”, хотя возможности издания были ограничены и сопряжены с большими трудностями. Горько думать, что его произведения при его жизни, да и сейчас, не печатали на родине и во многих арабских странах. Гаиб проявлял интерес к изданию своих книг, пытался по возможности связываться с людьми, могущими чем-то помочь, надеялся на лучшие времена.
Гаиб полностью был лишён распространённого качества эмигрантской литературы, во всяком случае, русской, - нарциссизма, появление которого, в общем-то, вполне объяснимо: писатели, попадая в чужую среду, пишут о том, что знают лучше всего, т.е. о себе.
Хотя, с другой стороны, настоящий писатель именно в силу своей творческой индивидуальности стремится к тому, чтобы с наибольшей полнотой и определённостью наложить отпечаток своей личности на создаваемое им художественное произведение. Его жизнь и личность служат художественному творчеству и в известном смысле сводятся к нему. Автобиографичность произведений многих писателей известна. Например, Б.Шоу писал, что все события в его жизни представлены в форме его книг. Прочитайте их, и перед вами предстанет моя жизнь.
У Гаиба тоже в ряде произведений проявляется его “я“, раскрывается его эмоциональная жизнь, лирические моменты.
Многие отмечали естественность письма Гаиба, которая и является признаком настоящей прозы. Вроде бы она бесхитростна, но это честная и живая литература. Писал, как завещал А.П.Чехов: грустно, точно, просто и весело.
Работал тихо, систематично, незаметно.
Справедливо сказано, что писатель – это тот, кто всегда пишет книгу, кто живёт и умирает в ней. Будь он отшельник или общественник, как человек он всё равно остаётся для окружающих неизвестен в самом главном своём. Душу можно вместить только в книги, которые, может быть, потом кто-то откроет и прочтёт.
Думаю, Гаиб не надеялся на такое признание, о котором Фирдоуси писал:
Труд славный окончен. В родной стороне /Не смолкнет отныне молва обо мне.
Я жив, не умру, пусть бегут времена, / Недаром рассыпал я слов семена,
И каждый, в ком сердце и мысли светлы, / Почтит мою память словами хвалы.
Но считаю, что к его деятельности и творчеству с полным правом можно отнести слова учёного В.И.Вернадского, который писал: “Быстро исчезает человеческая личность, недолго относительно хранится любовь окружающих, несколько дольше сохраняется память о ней, но часто чрезвычайно долго в круговороте текущей, будничной жизни сказывается её мысль и влияние её труда” (“Основою жизни – искание истины”. – “Новый мир”, 1988, №3, с. 217).